«Суп Триколе» Виталий Васькин. Глава 7...

Глава 7

Из прихожей донёсся громкий стук в дверь. Над столом вспорхнула птица Тишина. Бутан посмотрел на сержанта, на часы. Стрелки показывали без пяти три. Кряхтя, Татарников встал и пошёл открывать дверь. Герман и Андрей вышли следом. Клацнул проворачиваясь замок, открылась дверь, и в доме услышали радостный крик Макса Трунёва:

— Тук-тук, кто в тереме живёт?! — он был пьян, весь в снегу, но счастлив. — Пустите меня переночевать?!

Гостя пустили. Женщины прилетели в прихожую, запричитали «Как ты добрался? Да ты весь промок! Давайте его к теплу скорее!»

Макс всех отпихнул и попросил «плацдарм для интервенции». Плацдарм ему предоставили, но лучше бы сразу помогли раздеться. Пуховик он снял нормально, но когда нагнулся расстегнуть молнию на зимних сапогах, то упал. Раз пять он падал, матерился, вставал и опять падал. В итоге, сел на пол и спокойно сделал своё дело. Потом достал из внутреннего кармана пуховика очки, нацепил на нос, и прошлепал в зал, оставляя тёмные следы на полу от мокрых насквозь носок. На все заботы женщин отвечал «Ща, камин всё высушит и душу согреет».

Посадили Макса на стул Германа, поближе к огню. Сам Герман принес из кухни табуреточку и сел возле Татарникова. Сергей заинтересованно посмотрел на новоприбывшего. Отметил лысину, которую не могла скрыть суперкороткая стрижка, натёртости от очков на носу. Серый джемпер откровенно натянут на животе, черные брюки с едва заметной двойной стрелкой, которая появляется при глажке в спешке. Макс был пьян, но не сильно. Скорее, измотан долгой ходьбой по сугробам. Его голубые глаза смотрели через стекла очков внимательно, словно проверяли на достоверность мир вокруг.

Наливая чай в приготовленную ранее кружку, Зинаида с нескрываемым удовольствием улыбнулась Бутану. Чаёвник-подтверждение пришёл!

Макс обвёл комнату взглядом, заметил Сергея. Поднял указательный палец на него и спросил, медленно произнося слова:

— А… ты… кто?

— Это вознесённый Мастер… — начала было Зинаида.

— Чо? Та-такой молодой?

Округлившиеся глаза Макса вопросительно обвели честную кампанию. Сергей улыбнулся в ответ. Макс, чуть наклонив голову вбок, всмотрелся в лицо Новеева.

— Чо, типа, возраст того, вернул?

Зинаида пододвинула варенье и бутерброды ближе к Максу.

— Ты чай-то пей, бутерброды ешь, а то совсем чужой стал. Всё «чо» да «чо». И как тебя Света отпустила такого «красивого» в ночь?

— А я сказал, чо мусор пошёл выкидывать, — ответил «красавец» беря бутерброд. — Не усидел. Как детей спать уложили… и не усидел.

Мария охнула, достала телефон и стала срочно звонить жене Макса, Светлане. Вышла на кухню и там сообщила о явлении её пропащего на квартире у Зинаиды. Успокаивала, соглашалась, просила не плакать, чтобы детей не разбудить. Когда вернулась в зал, увидела Зину вынимающую бутерброд из руки заснувшего Трунёва. Рядом столпились остальные, тихонько посмеиваясь над Максом. Он лежал на диване, запрокинув голову назад на боковушке, и выдавал трели обычные для китов под водой, но абсолютно уникальные для людей на диванах. Зинаида сбегала наверх за пледом и укрыла гостя, помогла удобнее лечь. Таинственные свисты и треск прекратились.

Уже в который раз за ночь все расселись по местам. Головы отяжелели, веки так и норовили сомкнуться. Часы показывали половину четвёртого. Стоило одному зевнуть, как все подхватили.

— Что-то вы раззевались, — усмехнулся Сергей. — Не пора ли поспать?

Предложение Новеева вызвало недоумение. Бутан угрюмо спросил:

— А как же ответы? Зря ждали?

За спиной Татарникова, спящий на диване Макс перевернулся со спины на бок и в полусне пробормотал:

— Там… в пуховике… вам…

— Чего-чего он сказал? — настороженно спросил Антохин. — Что-то про пуховик, про нам?

Зина сходила в прихожу и вернулась с мокрым пуховиком Макса. Развернула его, и все увидели пачку листов в файлике, торчащую из кармана. Герман вынул файлик, осторожно достал промокшую бумагу. Сон как рукой сняло. Все с интересом стали рассматривать листы выкладываемые Германом на столе. На первом красовалось название «Семь кругов ада».

— Что это? — почесав макушку, спросил Андрей.

— Что-то важное, — ответил Герман. — Мудрый Труня не носит всякую ерунду с собой.

Мария не стала напрягаться и спросила сразу у Новеева:

— Сергей, что это за бумаги?

Как всегда, Сергей одарил всех легкой улыбкой. Хлопнул ладонью по колену со словами:

— Опять двадцать пять! Мне казалось, кто-то ждал ответы.

Мария недоверчиво помотала головой. Зина подошла к Трунёву и тихонько спросила у него:

— Максик, что это за бумаги у тебя?

В ответ только лёгкое посапывание. Зина вернулась к столу и стала собирать листы.

— Я их сейчас утюжком проглажу, а то вот-вот развалятся.

Зина ушла, а Мария резко тряхнула кудряшками, подошла к Максу и толканула его в бок. Никакой реакции.

— Дай человеку поспать, Маш, — сказал Привалов. — Он пешком от моста до посёлка чапал. Устал, да и под «мухой».

— Скоро утро, все отоспимся. Я точно знаю, что он не просто так пришёл. Он ведь не хотел идти. Нет, надо выяснить, зачем он геройствовал.

И она стала трясти Макса. Ветер за окном взвыл, помогая Марии, стал бухать в трубу. Макс открыл глаза. Ошарашено посмотрел вокруг, проморгался.

— Гера, сделай, пожалуйста, чашку кофе, — попросила Мария. — Будем возвращать Труню в общество.

Мария помогла Максу сесть на диване. Укрыла пледом ноги. Татарников стоял рядом, помогал придерживать «пациента». Сергей подкинул дров в камин. Свежие полешки дали запах еловой смолы в комнату.

Вернулась Зина с отглаженными бумагами. Увидела пьющего кофе Трунёва, заулыбалась.

— Я не удержалась, пока гладила бумаги, пробежалась по листочкам. Очень вкусно написано.

— Эт ничего, — сказал Макс, по крохотному глоточку отпивая горячий кофе. — Вчера кое-что случилось… со мной.

Все заинтересованно посмотрели на Трунёва.

— Я уже давно крапаю рассказы. Чувствую иногда — надо разрядиться. Пар стравливаю.

Ветер стих, прислушался к словам. Вспомнились ему деньки, когда он тоже не знал куда себя деть. Так был наполнен запахами моря и лесов, что хотелось подарить их всем на свете. Рассказать, как здорово лететь с вышины и бить в море кулаком. Так, чтобы брызги вокруг мелким бисером, тут же хватать их и нести на берег. Далеко, туда, где и не видели моря никогда. И там бросить солёные капли в лицо какому-нибудь мальчугану, вроде Саньки. А потом смотреть на его частые и сильные вдохи, читая в широко открытых глазах «Море рядом? Это же чудо!» Какая разница: рядом море или далеко? Оно есть, оно прекрасно и каждый может нырнуть в него с головой. И в какую бы сторону ни пошёл путник, он всегда придёт к морю. Было бы желание идти.

— В последнее время что-то сильно меня прижало. На работе, со здоровьем, — продолжал рассказывать Макс, прихлёбывая из чашки. Сел по-турецки на диване, укрылся пледом до подбородка, одна только рука с чашкой торчит наружу. — Определённость куда-то исчезла. Вроде, как опоры не стало. Каждое событие можно растолковать и так, и этак. Ладно бы только эта беда, да только чувствую я, что все эти размышления — абсолютно лишний груз. Не хочу больше размышлять, искать суть вещей. Вот и начал писать рассказ про ад. Задумывался он как взгляд со стороны на возможность выбора. А получилось что-то совсем другое. Особенно, после вчерашнего…

Трунёв замолчал, пытаясь подобрать слово. Поискал глазами вокруг (что поможет объяснить?), цыкнул сквозь зубы и подытожил:

— Пчёлкина, ты давай, читай скорее. Там поймёте.

Зина взяла пачку рассказа, чуть отодвинулась на стуле, чтобы читать удобнее, с колен. Оглядела всех, заметила напряженный взгляд Бутана, весёлый прищур Новеева и сосредоточенные глаза Марии с Андреем. Герман сидел сбоку, его глаза Зина не видела, но чувствовала — тоже ждёт чего-то особенного.

— Да не тому ты душу, Зинуль, — проворчал Татарников. — Читай уже!

Под треск поленьев и гудение ветра в трубе Зина начала читать. Сразу померкли краски вокруг, внимание гостей улетело за смыслом, вплетаемым в слова.

 

 

Семь кругов ада

Что такое рай? Тёплое место, рождённое в мечтах. Хотел бы я вечность летать в райских кущах и играть на арфе? Никакого выбора — счастье по собственному приговору, навечно. Здесь теряется смысл доступный человеку, посему, обсуждать не хочется. Зато есть кое-какие мысли про ад. В его описаниях допущена вопиющая недоработка. Монета сверкает только одной стороной, а ведь ад — это не обязательно мучения. Мне представляется, что давным-давно, говоря «После смерти ты попадёшь в ад!», мы имели в виду всего лишь выбор. Так уж случилось, что люди при жизни частенько выбирают страдания, вот и ад приобрёл славу жутко некомфортного места. Но это не место — это ситуация, в которой надо сделать выбор.

Страдания или радость? Вот в чем ад. Его круги означают уровни осознанности, с которых срываются плоды выбора. Умирать не обязательно, чтобы попасть в ад. Думаю, с этим многие согласятся, и я говорю не только о духовно озадаченных.

С первым кругом знакомы все с рождения. Кто-то его понимает, кто-то нашёл пути сглаживания углов. Но едва начнёшь его осознавать, как тут же всплываешь во второй круг.

Итак, второй круг начинается с момента, когда вы точно начинаете улавливать вещи связанные с душой. Брюзжание разума уже не способно оттеснить на задний план факты, вы уверенно видите присутствие силы, направляющей жизнь. На каждом шагу встречаются знаки, вас атакует армия чужих мыслей, россказней. Океан новой информации обрушивается и начинает давить. Что выбрать? На прилавке разложены духовные практики, эзотерика, религии. Много всяких вариантов, подмесов. Коктейли довольно токсичны, поэтому хочется не прогадать и заняться действительно стоящим делом, а не блудить впотьмах, теряя года и зубы. В сторонке ковыряет пальцем в носу соблазн уйти от выбора, но он лишь мираж. Увы, миновать выбор невозможно. Зачем же было рождаться, если нет желания совершать выбор? Стоит на секунду осознать реальность души, как появляется новая точка отсчета в жизни. Всё, вы основательно вляпались во второй круг. Это почти смерть. Умирает старое представление о жизни. Это может быть очень больно. Все годы беззаветного самообмана — коту под хвост. Но может быть и повод для эйфории, как это произошло с автором этих строк. Открытие нового мира было удивительным, праздничным.

Третий круг — внезапно вы понимаете, что вопросы души теперь для вас самые главные. Всё измеряется и всё соотносится только с этим. Вы даже готовы на смерть ради духовного пробуждения. Для вас не остаётся никаких других интересов. Семейные ценности, мораль, здоровье, деньги — всё кажется не важным. Где та глуповатая суета, с которой вы принимали жизнь в первом круге? И куда делась наивная простота просиживания штанов во втором круге? Теперь каждый день воспринимается как пробуксовка. Жажда продвинутся на пути нестерпима. Разум выдаёт жвачку вроде: «Ах, мне бы в тибетский монастырь! К чёрту цивилизацию, к чёрту всё на свете! Хочу просветления, хочу…» А реальность вокруг не спешит реагировать. Создаётся впечатление о её полной неосведомлённости. Проскальзывание очевидно, понимание этого ввергает в муки, границам которых нет предела. Начинаются крайности, от медитаций до изнуряющих упражнений. Книги, семинары, споры в чудовищных дозах. Работа над собой принимает причудливые формы. Многообразие духовных путей способствует многообразию самоистязаний. Накапливаются усталость, болезни, конфликты с близкими людьми. Мешок разочарований растёт. Честно говоря, я не встречал людей в третьем круге, выбирающих радость. Мало с кем общался? Возможно. Да и как бы я вышел на радостных, если сам пребывал в состоянии «достижения просветления»? Сверлил башкой реальность, достигал. Энергии совершенно разные. Рыболов не видит лётчика. Но и тут есть одна замечательная вещь — возможность вывалиться в четвёртый круг.

В четвертом круге простой вопрос окатывает холодной волной: «На кой в монастырь?» Подцепленное когда-то семя осознания, что просветление естественным образом втекает в нас, где бы мы ни были, наконец-то проросло. Мы начинаем обращать внимание не на внешние декорации (монастырь, гуру, практика), а на себя. Источник изменений внутри каждого. Никуда не надо ехать, никого не надо допрашивать, издеваться над собой духовными практиками тоже не надо. В этом круге ада поджидают особо ненасытные страдания. Отказ от действий по достижению цели немыслим с точки зрения разума. Всё человеческое естество вопиёт о необходимости каких-то действий. Борьба — это старая энергия, испытанная и понятная, а потому комфортная. Отказ от борьбы и желание её усилить — вот противоположные движущие силы торнадо, который разметёт весь привычный уклад жизни. Здесь радости не найти. Но если выбор склонится к отказу от борьбы, то тут же освободившаяся энергия подарит лагуну покоя. Из этого тихого уголка происходящее видится яснее. А там и до радости рукой подать.

В этом круге становится заметно, как повышается чувствительность. Сюжет новостей или поворот в фильме вызывают слёзы на глазах. Раньше такого не было. Красота природы становится понятней. Внимание начинает цеплять звуки, рождающиеся в теле. Не просто урчание голодного желудка, а шелест в ушах, звук дыхания. Звон в груди временами такой мощный, что даже странно: почему раньше не замечал? Всё тело чувствуется яснее, будто сорвалось мутное покрывало. Треск в суставах, боль, усталость, вечная сонливость — понимаются чётче, но от этого не становятся мягче. Только надежда на времена, когда тело перестроится на новую энергию, даёт сил для прохождения времени перестройки. Да, надежда — великая штука.

Но всё это пустяки по сравнению с болтовнёй разума в голове. Раньше вы не обращали внимания, какие многотомники чепухи проносятся в голове за сутки. Конечно, первое желание после осознания масштабов интервенции — избавиться от мыслей совсем. Искоренить как класс, или хотя бы извести до редких джинов, всплывающих в голове по требованию, если потереть переносицу, как лампу Алладина. Жестокие битвы разворачиваются. До сумасшедшего дома рукой подать. Пользуясь своей силой творца, вы привлекаете помощь в борьбе с мыслями. Попадаются книги — покупаете, мелькнёт семинар — идёте учиться. Вот где адское пламя, вот где муки постоянные и днём, и ночью.

Ещё здесь есть храм. В центре стоит помост со штангой. На грифе только замки, а блины двумя равными кучками лежат рядом. Плющ тонкими костями опутал штангу, закрыл блины листвой. Рядом с помостом, на мраморном полу раскиданы книги и журналы. На обложках довольно весёлые (как теперь ты уже понимаешь) названия: «Самоучитель иностранного языка», «Как добиться успеха», «1000 полезных советов» и прочая навигационная литература. Стены уклеены записками с примерно одинаковым содержанием: «нужно сделать …», «надо успеть к …», «обязан…», «будь сдержанным», «следи за собой» и прочая чушь. Собственно, стены и крыша храма сделаны из папье-маше, склеенном из таких записок. С точки зрения борца, записки выглядят толковым подспорьем. Так и подмывает убрать плющ, собрать книги и навести порядок. А из энергии отказа от борьбы записки не видны совсем. Исчезают стены, помост и прочий мусор. Появляется музыка. Храм исчезает, открывается небо, бескрайние просторы, свежий ветер. Для кого-то это не менее ужасно, чем бушующий океан. Разум орёт: «Это ловушка!» Нет сил сделать шаг. Можно простоять некоторое время в храме и ничего не делать. Но это не выход. Стены постепенно сомкнуться, крыша придавит. Выбор всё равно придётся сделать: или укреплять стены, или выйти в неизвестность.

Хотел было на этом месте остановиться и с чувством выполненного долга объявить об отсутствии дальнейших знаний. Но, оказалось, кое-что уже просматривается.

В пятом круге опадает последняя позолота с указателей мест, на которые раньше хотелось хоть одним глазком посмотреть, а сейчас и даром не нужны. Трясина экстрасенса, зыбучие пески магии, тихий омут внутреннего безмолвия — всё это просто детский сад, средство отвлечься на год или пару жизней. Вы осознали, всплакнули по старым пупсикам и пошли дальше. Вы окончательно повернули внимание на себя. С одной стороны, прогресс очевиден. Реальность начала отвечать так, что кроме как чудом не назовёшь. Но всё как-то скомкано, кусками, не всепоглощающе. Внезапно, вдруг, нахлобучило понимание общности всех кругов осознанности. Чёткой границы нет. Это как у дерева: ветви растут ярусами, и если вы забрались повыше, то это не значит, что нижние ветки перестали существовать. Всё тут и всё единое целое. Ни один из кругов не оставлен. Есть повод почувствовать отчаяние от кажущейся пробуксовки в несколько лет.

Добавьте к этому боль расставаний. Родные люди отдаляются, кажутся неинтересными. Ты видишь их неосознанный вампиризм, следование догмам. Тебе хочется им помочь, но ты уже понимаешь, что это не в твоих силах. Каждый делает свой выбор. Очень больно видеть, как они строят стены и пытаются пробить их головой. Это невозможно вытерпеть. Остаётся только один выход — подняться над человеческим. В это время рвётся человеческая нить. Реально больно. Повышенная чувствительность позволяет более полно прикасаться к чувствам других людей. От этого ещё больнее. И продолжающаяся перестройка собственного тела добавляет остроты в ощущения.

Когда-то, в голове крутилась мысль о том, что наступит время прощания с родными и близкими. Вот, это время на пороге. Вроде всё, как и прежде, все рядом, все улыбаются, но разделение уже произошло.

Главная примета пятого круга — мир вокруг стал серым. Прежние энергии выцвели, а полная реализация себя ещё не произошла. Цвет возвращается в мир, когда сознание сплетается на текущем моменте. Внимание не в будущем, не в прошлом. Вы понимаете глупость попыток найти покой в мечтах о грядущих днях. И желание перебирать прошедшие годы тоже отвалилось сухой веткой. В сухом остатке жизнь сейчас. Только здесь краски возвращаются, плюс четкость картинки усиливается. Но всё это так неустойчиво, уплыть за мыслями вверх и вниз по реке времени очень просто. Опять возвращается серость, опять неудовлетворение собой.

И появляются претензии к надежде. Она уже не греет, надоела и натёрла мозоли в особо узких местах. Вы задумываетесь: на что бы её променять? Ответ приходит сразу, не зря же варились долгие годы в бульоне просветления! Но как обрести эту уверенность в себе, без сомнений и оглядок? Как вызволить в себе этого неугомонного творца? И опять ответ уже известен — позволением. Ситуация подленькая. Солидный капитал ответов есть, а фактов их обналичивания нет. Это изводит душевные силы в тлен. Ещё чуть-чуть и проще будет закрыть глаза навечно.

Шестой круг открылся. Я поймал его сегодня за хвост. Он лежит сразу за первым опытом единения с собой. Опыт неожиданный, грандиозный. Я постоянно вспоминаю эти несколько секунд. Было одновременно два сознания: одно человеческое и над ним что-то невероятно большое и это тоже был я. Себя я узнал по аромату мягкости, весёлости, полному пониманию состояния и любви. Удивительно, как много сомнений вскоре нагородил разум! Его послушать, так это было мимолётное наваждение, которого, если хорошо подумать, вообще не было. Наивность ребёнка. Тот, кто хоть раз почувствовал единение с собой, не сможет найти сомнение нужного калибра. Теперь вся жизнь струится в ожидании повторов. Отчётливо понимаю, что ускорить не могу и от этого муторно. Ситуация и радостная, и грустная одновременно. Всё зависит от того, что я выберу. Могу радоваться уже произошедшему, гордо сказать себе «Всё было правильно!» и смело глядеть поверх горизонта с капитанской рубки. С другой стороны, меня так и тянет предпринять какие-то действия, чтобы ускорить, приблизить, добиться. Но ускорить невозможно, только позволение и наблюдение продвинут корабль дальше. С этим и разум согласен, но он привык вечно чего-то добиваться, он не может не суетиться.

С высоты всего одного опыта единения отлично видно, что разум нет смысла винить. Бороться с мыслями, с телом не нужно. Исход битвы ясен сразу: ничья в том её виде, когда проигрывают все участники соревнований. Как можно победить самого себя? Разум — это удивительный аспект человека, тело — ещё один аспект, не менее удивительный и полезный. Опыт единения ставит точку в битве. Пусть будут мысли, пусть будут слабости тела — пусть будет всё человеческое. Это так просто почувствовать… после первого опыта единения.

Седьмой круг пока не вижу. По-моему, и так достаточно, чтобы не советовать близким людям соваться в сторону Просветления. Хотя, если человек уже на всё готов, то пусть его. Можно и помочь на первых порах. Всё-таки реальный опыт, а не вычитанные строки, звонче стукнет по голове искателя.

Начало 

Продолжение 

«Суп Триколе» Виталий Васькин. Глава 6...

Глава 6

Взгляды сошлись на кастрюльке. Она уже давно потеряла ореол новшества. Теперь выглядела скорее забытой, чем подготовленной. Бутан ощутил ускользающую значимость кастрюльки, как будто блестящие бока начали отражать внимание. А без внимания нет и важности. Мгновенно возник вопрос:

— Когда мы доберёмся до супа, сержант?

— Можно хоть сейчас пробовать, — деловым тоном ответил Новеев. — Все вопросы, которые вы не успели задать, всплывут позже.

— А ответы? — лукаво поинтересовался Антохин.

Сержант взял многозначительную паузу, потёр нежно бок кастрюльки, заглянул внутрь. Мир вокруг «замерз» — все, затаив дыхание, ждали ответа. Неужели вот прямо сейчас они получат ответы, которые перевернут всю жизнь?! Ответы, ради которых они столько лет шли через неизвестность на тусклый огонёк надежды. Годы стремления и один вечер ответов — возможна ли такая удача?

Естественным образом на возникшую тишину из кухни прибежала хозяйка дома. «Музей восковых фигур», — мысленно определила Зинаида увиденную сцену.

Появление Зины немного «протопило» обстановку. Сергей с нотками претензии в голосе заявил:

— Вы так спрашиваете, будто я всё заготовил заранее! Да я понятия не имею, что будет в следующую минуту. Правда, я чувствую комок энергии, собравшийся здесь, и знаю, что он разрядится довольно необычным образом. Но не ждите от меня предсказаний. Ответ может прийти сегодня, а может и через год. Разве это важно? Время — иллюзия.

Снежинки за окном заволновались. Куда делась задоринка, сверкающая в доме людей с вечера? Почему так помрачнели лица?

— Я вижу — на вас напало разочарование, — нарушил кислую тишину Новеев. — Но попробуйте взглянуть на ситуацию чуть отстранённо, как бы из-за невысокой стеночки. Всё идёт своим чередом и не обязательно по привычному порядку. Уже получила ответ на свой невысказанный вопрос Зина. А ведь ещё нет и двенадцати.

Все посмотрели на часы, стоящие на каминной полке. Стрелки показывали без пяти двенадцать.

— Я думала, это была шутка про ответ раньше вопроса, — похлопав ресницами, сказала Зина.

— Шутил, не шутил — какая разница?! — Сергей подошёл к Зине и погладил её руку. Пошёл дальше к Андрею, остановился, опершись на спинку стула. — У вас каждая мелочь связана с одной единственной точкой — реализация себя. Нет таких событий, которые не были бы с ней связаны. Жизнь обычного, не осознающего себя человека, для вас закончилась. Поймите, осознайте простую вещь — вы призвали себя! Это значит, что теперь вся жизнь раскрывается в новом свете. Вся! Каждый вдох, каждый чих.

— Не понимаю, сплошной туман! — воскликнул Андрей. Рывком оттолкнулся от стула и принялся шагать туда-сюда в узком проходе между столом и камином. Штаны от комбеза громко шуршали, но он не замечал этого. — На счет разговора с Мастером я соглашусь, он действительно может помочь. Но как влияет… допустим, тот же Санька. Он пришёл и рассказал о снежных заносах. Как это отразится на нашей осознанности?

Сергей усмехнулся, с видом заговорщика посмотрел на Марию и сказал:

— Бросать в суп вопросик?

Привалов остановился, замер на секунду и кивнул. Сергей показушно щёлкнул по боку кастрюльки. Вода приглушила звук щелчка, но не справилась с долгим гудением. Как колокол вдали, за холмами, кастрюлька отзвучала свои полные мудрости секунды.

Дослушав кастрюльку, Зинуля покачала головой и ушла на кухню, а за ней и Мария. Чтобы как-то замять нервную дрожь в руках Андрей подбросил в огонь дровишек; взял с каминной полки книжку, полистал, хмыкнул и положил обратно рядом со стопкой других книг. Нервозность Привалова заинтересовала Новеева. Он сел на диван и молча наблюдал за «проходимцем».

— Что-то я не вижу готовности отведать суп! — заявил Андрей, поглядывая на Бутана и на Германа.

Татарников взял чашку двумя пальчиками, покрутил, и поставил обратно.

— Да хоть сейчас. Скорее бы, надоело болтаться, как щепка в проруби.

Мир словно ждал повеления Бутана. Из кухни вышла Зинаида, держа перед собой поднос полный горячих бутербродов. Аппетитный запах ворвался в зал, как цунами. Были смыты хандра и сонливость. Проголодавшиеся искатели просветления встретили Зинаиду овациями.

Антохин быстро отодвинул стул для удобства подхода Зины к столу.

— Бог ты мой, Зинуля! Расплавленный сыр на помидорах, огурцах и кусочках колбасы выложенных на хлебе — за это можно душу продать!

— Особенно, когда голодный! — добавил Андрей, потирая руки.

— Прекрасное дополнение к супу получилось, — заметил Новеев, одобрительно глядя на поднос с бутербродами. — Больше ждать нечего. Подавайте кружки, будем разливать.

Все расселись по своим местам. Кастрюльку Сергей пододвинул к себе. На её место Зинаида поставила поднос с гламурными бутербродами. Сергей собрал кружки стайкой, золотистые ободки по краям выглядели олимпийскими кольцами, надетыми на фарфор. Как ни были прекрасными бутерброды, внимание присутствующих всё же переключилось на разливание супа. И снежинки, и ветер, замерев, смотрели в окно на сверкающий половник, разливающий триколе по кружкам. Одна, вторая … Для людей в доме прошла целая вечность, прежде чем все кружки обрели содержание. Для людей снаружи, живущих далеко и близко, ничего не знающих о просветлении или мечтающих о нём — прошло несколько секунд. Вот когда наглядно чувствуется иллюзия времени. Но кто оценит? Где наблюдатель, существующий вне времени и способный поведать нам о странном? Разве что мы сами позволим себе занять его место.

Первым сделал маленький глоток Татарников. Прислушался к ощущениям. «На вкус — обычная талая вода, — подумал Бутан. — Ничего особого не чувствую». Одним махом допил остальное. Зина посмотрела на Бутана, и тоже сделала глоток. Помедлив секунду, выпила всё до дна.

Герман не спешил. Рука с кружкой остановилась на полдороге. Неожиданно появилась философская проблема. Если выпить триколе, то это означает, что принимаешь помощь извне. Сам не можешь и надеешься на кого-то. Волна возмущения захлестнула Германа. Как же так? В самом важном деле, где только ты сам и можешь что-то изменить, полагаться на какой-то суп триколе?! Что же делать с добытым в битвах пониманием того, что никто по обе стороны завесы не может и на шаг тебя продвинуть к просветлению?

Вопрос мгновенно выпорхнул из уст Антохина.

— Сергей, ты совсем недавно реализовал себя. Мы слышали, что просветление с каждым днём открывается тебе. Откуда вера в силу супа триколе? Говоришь так уверенно, как будто уже тысячу лет прожил просветленным, знаешь все тонкости материального мира и людей застрявших в нём.

Сергей встал из-за стола, подошёл сбоку к Герману и положил руку ему на плечо.

— Сейчас в тебе говорит ментальность. Если бы я взялся отвечать из разума, то не смог бы ничего возразить. Ты абсолютно прав, с точки зрения человека. Но я уже не человек. Есть одна деталь, которая всё меняет. Из существа, обладающего сознанием и душой, именно разум делает человека. Это прекрасный инструмент для выживания в материальном мире, но он чертовски ограничен. Всё, что так дорого и созвучно слову «человек» — всё это плод его трудов. Стоит только позволить ему отступить назад, не пытаться всё взять под контроль, и на первый план выйдет истинная сущность. Она бесконечно терпелива и тактична. Она не проявит себя, пока ей не позволят. И вот, когда я говорю, то это позволение моей сущности выражать себя. Разве могут иметь какое-то значение даты, когда говорит вневременное?

Слова Мастера лились тихо, почти музыкально. Их хотелось слушать, не вникая в смысл. Герман и его друзья поддались желанию просто слышать, без критики, оценки и примеривания на себя.

— Это твой третий запрос и последний… на сегодня. Все желания, мысли сформулированы и витают вокруг, ожидая разрешения. Их вышло больше чем по три на каждого, но это не важно, так как настоящие ответы подходят ко многим вопросам. Время иллюзорно, поэтому я дам тебе ответ прямо сейчас. Суп триколе не мог появиться сам по себе. Когда я пришёл в этот дом сегодня, я даже не знал, что сказать. Никакого плана не было и это меня нисколько не заботило. Я пришёл по вашему зову, и мне было приятно видеть, как ВЫ творите для себя этот вечер. Всё происходящее сегодня — ваше творение, я всего лишь согласился играть отведённую роль.

Сергей вышел из комнаты. «Чудно как-то. Наверное, хочет оставить нас наедине с выбором: попробовать триколе или нет? — решил Герман. — Вовремя напомнил: всё, что происходит со мной — это моих рук дело. Тогда почему я медлю и пытаюсь продумать варианты?» Кровь прильнула к голове Антохина. Стало жарко. Он быстро выпил содержимое кружки и на выдохе прошептал:

— Будь что будет…

Глядя друг на друга, выпили суп Мария и Андрей. Пять пустых кружек с золотым ободком вернулись на стол.

Ветер оттолкнулся от окон и закружился во дворе в радостном вихре. Мешок снега направо, мешок налево — дикая пляска белого кружения на крышах машин. Ветру было что праздновать. Люди решились на шаг, который отличает настоящий ветер от сквозняка. Они отказались идти по коридорам разума и выбрали свободу!

Антохин угадал — Сергей ушёл на кухню, чтобы дать время для самостоятельного решения. Минут десять он выжидал, когда зелёные цифры часов микроволновки показали половину первого, потом вернулся в зал.

— Итак, предлагаю отдать должное бутербродам! — сказал Новеев, садясь за стол.

— А как же ответы? — забеспокоилась Мария. — Когда мы их получим?

— Так вы давно их знаете, — ответил Сержант, беря в руку бутерброд. — Всухомятку что ли будем есть? Про чай-то забыли!

Зинаида опомнилась, подскочила и убежала на кухню. Оттуда крикнула: «Гера, помоги чайник принести, пожалуйста!»

Антохин ушел на кухню за чайником. Зина ему что-то сказала, и он отправился в подвал, перед этим прикрыв дверь в зал. Бутан подозрительно прищурил глаз и обронил:

— Интересно, зачем понадобилось нас закрывать?

Пока гости строили догадки в ожидании кипяточка, Антохин нашёл в подвале здоровенный трёхстворчатый шкаф набитый так, что двери не закрывались. В шкафу, среди пальто и курток, висел костюм деда Мороза. Герман примерил кафтан, посмотрелся в запылённое зеркало шкафа. В свете одинокой жёлтой лампочки получилось, будто незнакомец из другого мира смотрел сквозь пыльную занавеску. Аж мурашки по спине. Герман поскорее схватил с полки красную шапку деда и замер. В углу шкафа лежал ещё один важный аксессуар — мешок. Он был не по-праздничному пуст. Зря хозяйка отправила Германа в подвал за костюмом. Её невинная задумка была забыта. Фитиль в душе Антохина самовоспламенился и начался обратный отсчет. Стараясь не выдать себя улыбкой, Герман поспешил на кухню к Зине. Там он уговорил её положить в мешок кое-что из приготовленного на праздник. Осторожно Зинаида взвалила мешок на плечо Герману, и он вышел из кухни, коротко шагая, как по тонкому льду.

Дверь в зал открылась. Гости увидели согбенного жизнью деда Мороза, влачившего на себе полупустой мешок. Дед протиснулся через дверной проём, встал за стулом Сергея и нежно опустил мешок на пол. Бисеринка пота скатилась со лба на нос. Дед смахнул её рукавом, сдвинул шапку на макушку, чтобы лицо хоть чуть-чуть обдувалось.

Андрей не преминул поддеть:

— Дедуля, а бороду где профукал?

— Мальчик, ты откуда такие слова знаешь? — неожиданно басом ответил дед Мороз и выпрямился во весь рост. — Али худо тебе было с простыми словами? Да хорошо ли ты себя вёл, охламон, слушался ли маму с папой?

— Туманио, дедуля! Я не видел предков целый год! Они заняты внуками от старшего брата.

— А ты, значит, родителям внуков не подарил… так-так. Что там у меня есть для таких балбесов?

Дед Мороз нащупал что-то в мешке и вытащил на свет божий. Это оказалась бутылка шампанского.

— Ой, не то…

— То самое, дедуля! — крикнул, смеясь, Привалов. — Давай сюда лимонад, жарко в комнате!

Дед поставил бутылку на стол и опять стал шарить в мешке. Мария аж привстала с кресла, чтобы получше рассмотреть мешок.

— Вот ещё шипучая вода! — удивлённо пробасил дед Мороз, доставая вторую бутылку шампанского. — Как они туда попали — ума не приложу. Вроде, конфеты складывал, печенье…

Бутан спросил, посмеиваясь:

— Какой-то алкашный дед Мороз у нас сегодня. Да ещё и без Снегурочки! Где внучку потерял дедушка?

— А вот и я! — в комнату вошла Зина одетая Снегурочкой. В одной руке она держала чайник, в другой заварник. — Ну, кому кипяточка?

Места у порога для деда с внучкой было мало. Новеев встал, отодвинул к шкафу свой стул и отошёл к Бутану. На захваченном плацдарме дед приступил к глумлению над народом. Поначалу, никто и не догадывался, что началось глумление. Все ожидали праздника, пораскрывали «варежки», как малые дети. Пока Снегурочка отводила внимание, разливая кипяток в кружки, дед успел отвинтить проволочку на бутылке и снять аккуратно пробку. Потом он заткнул пальцем горлышко, резко встряхнул несколько раз бутылку и …

Досталось всем. Пена из бутылки, направляемая опытным дедом Морозом, нашла всех без исключения участников оргии. Даже Снегурочка не смогла схорониться за родством.

— Ты должен был в фужеры разливать, а не на людей пшикать! — кричала Снегурочка, уворачиваясь. А дед весело отвечал: — Так нет фужеров на столе, только чашки!

Снежный владыка был пьян от куража и не жалел никого. Потом его били, пустым мешком по голове. Щипали за попу и крыли страшными словами. Но дед был счастлив, как никогда в жизни. И даже когда содержимое второй бутылки пенным кулаком ударило его в грудь, он не перестал блаженно улыбаться.

Страсти утихли, Снегурочка сняла мокрый полушубок, шапочку и оказалась единственной сухой персоной.

— У вас у всех подмочена репутация, — заявила бывшая Снежная. — Марш в ванную умываться и переоденьтесь — не зря же натаскали целый гардероб!

Разрумяненные гости отправились переодеваться. Привалов с трагическим видом взглянул на бутерброды и с порога послал им воздушный поцелуй.

На сержантском кителе один рукав немного потемнел от шампанского. Сергей махнул рукой, снял китель и повесил на спинку стула высыхать. Рубашка зелёно-военного цвета осталась сухой. Новеев осмотрелся со всех сторон и удовлетворённо кивнул. Зинаида сбегала в чулан за ведром и шваброй, набрала воды на кухне и начала мыть пол. По ходу дела она заметила мокрый рукав кителя и тут же забыла, поглощённая серьёзным занятием. Сергей не остался в стороне, закатал рукава рубашки и помогал, переставляя стулья и кресла. Вдвоём они быстро вымыли пол, открыли на проветривание окна и ушли на кухню мыть руки.

Вернувшиеся с «купания» пострадавшие громкими возгласами заявили о своём несогласии с открытыми окнами. Бутан быстро закрыл створки, а Герман подкинул дровишек в догорающий камин. Мужчины помогли убрать всё со стола, Зина постелила новую скатерть. Бутерброды и всё остальное вернулось на стол.

Наконец разлили чай по кружкам, в которых недавно был суп триколе. Сержанту кружки не досталось, он ведь не пил триколе.

— Зинуль, принеси, пожалуйста, две кружки, — попросил Новеев.

— Две?

— Чтобы потом не бегать…

Все вопросительно посмотрели на Сергея. Он ответил с неизменной улыбкой:

— Только спокойствие! Не буду я пить с двух рук. Чуйка у меня — или разобьётся одна, или кто-то придёт.

Никто не стал спорить и настаивать на объяснениях. Зинуля быстро принесла две кружки и захватила блюдца на всех плюс одно для лишней кружки. Сергей накрыл ладонью руку Зины, когда она расставляла блюдца. Зина недоумённо взглянула на него.

— Все видели?! — громко спросил сержант. — Не оставила без блюдца лишнюю кружку. Теперь я абсолютно уверен, что к нам пожалует гость. Если бы Зина позволила просто разбиться кружке, то она не стала бы брать ещё одно блюдце. Решение было принято на ходу без участия разума. Такие решения имеют особенную силу. Они создаются без отвлечений и сомнений. В итоге, кружка сохранится и вечер приобрел интригу. Хороший пример создания реальности выбором. Мы можем замечать это или нет, но строим реальность ежесекундно.

Смущенная вниманием Зинуля слабо возразила:

— Время позднее, почти два часа ночи. А что если никто не придёт? И если придёт, то наши действия должны были быть как-то согласованы. Не могу же я своим выбором повлиять на другого человека?

Сергей убрал руку, недовольно поджал губы.

— Фи, как это по-человечески! Пора уходить от штампов. Не было никакого согласования. Никто ни с кем не договаривался. Был твой выбор, он разошёлся кругами в прошлое и будущее. И везде он встретился с выборами других людей. Например, с нашими, ведь гость станет частью реальности общей для нас. Взаимодействуя, мы создаём её текущий вид. Отсюда родилось утверждение, кстати, очень популярное среди понимающих его людей: всё хорошо во всём Творении.

Перед мысленным взором Марии появилась картина тихого озера. Вот упала капля дождя. Круги от неё пошли в разные стороны. Вот вторая капля. Потом ещё несколько. Ровная гладь озера изогнулась в замысловатом рисунке. Все капли внесли свою лепту в узор, ни одна не осталась без внимания. Внезапно Мария ощутила страх: «А что если мои капли будут задавлены другими, более сильными?» Мария посмотрела на сержанта и столкнулась с его взглядом полным сочувствия.

— С детства в людях строится механизм нагибания. Это общественное мнение, шаблоны поведения, критерии оценки. Чуть повзрослев, мы начинаем создавать свой механизм против. Не понимая принципов существования материального мира, люди пытаются оперировать силой и властью. Но ведь достаточно просто решить выйти из игры. Вспомнить, кто ты есть на самом деле. Это стержень, вокруг которого соберутся осколки сознания, разбросанные во времени и пространстве. А сила и энергия — это всего лишь декорации игры. Сознание рулит Вселенной… — Сергей сделал паузу, щёлкнул пальцами и воскликнул: — Какая всё-таки короткая связь меду блюдцем и Вселенной!

Вся компания сорвалась в смех. Герман пытался что-то добавить, но его не слушали. Слишком приятно было нырнуть с головой в ситуацию связи блюдца и Вселенной.

— Осталось только дождаться нежданного чаёвника в качестве подтверждения, — проворчал отсмеявшись Татарников.

Бутерброды остыли. Пришлось греть их в микроволновке, что нисколько не сказалось на их сказочном вкусе. Гости уплетали одуряюще пахнущие кусочки счастья за милую душу. Выпили по две кружки чая, а Андрей лишь на третей успокоился.

— Пора бы уже и ответам начинать приходить, — сказала Мария, разглядывая чаинку на дне кружки.

Как синхронистки в бассейне, собравшиеся взглянули на Сергея. Тот прокашлялся и не спеша ответил:

— Без проблем. Вы как предпочитаете, сами будете отвечать, или помочь немного?

— То есть как это — сами?! — изумилась Мария. С громким стуком поставила кружку на стол.- Если бы мы всё знали сами, то давно уже влетели бы в просветление на белом коне!

Абсолютно справедливое замечание было поддержано одобрительным молчанием. Напряжение взглядов на Сергея усилилось.

— Хорошо, я начну, и вы увидите, что сами давно всё знаете. Просто вам не хватает доверия себе. Вы всё ещё ждёте чего-то со стороны. Вот, взять, к примеру, Саньку. Если посмотреть немного отстранённо, то можно заметить цепочку: снегопад, неработающий телефон, Санька, его друг Надфиль, и в итоге — вопрос попал в триколе.

Началась лекция. Снежинки за окном приуныли. Они жаждали эмоций, буйства энергий. А вышло так, что люди молча слушают, и сомнения вольготно чувствуют себя в их взглядах.

— Вспомните про синхронистичность. Я не удивлюсь, что в деле освобождения Надфиля Санька играет не последнюю роль. Что скажешь, Зинуль, ничего такого не припомнишь?

Внимание переместилось на хозяйку дома. Она приложила пальчик ко лбу, медленно подняла взгляд на потолок и тихонько сообщила:

— Действительно, сейчас я припоминаю…, пару раз я замечала, как Шурик убегал от будки Надфиля, едва увидев меня. И, кажется, он что-то прятал в руках. Точно не помню, давно это было… Я не придавала значения, мало ли во что играют мальчишки.

Сергей красноречиво развёл руками. Бутан тут же возразил:

— Но это никак не объясняет: почему он пришёл сегодня к Зине!

— Бог ты мой! — захлопав в ладоши, вскрикнула Мария. — А ведь я поняла, в чём дело!

Все обернулись к Марии, взглядами требуя пояснений. И они были предоставлены. Снежинки и ветер внимательно слушали рассказ Марии о переживаниях по поводу ускользающего Вопроса с большой буквы. Его не удавалось поймать. Это был Зорро, острой шпагой вспарывающий покой Марии. Он постоянно маячил перед носом и не открывал лица. Он не давал покоя ни ночью, ни днём. Что-то важное должна была открыть для себя Мария, но что именно? Погоня закончилась, когда Зина рассказала про подвиги Надфиля. В голове у Марии сложился пазл — Санька, Надфиль, Свобода — и Зорро был схвачен. Под маской скрывалась задавленная жажда Свободы. Работа на телевидении заставляет постоянно держать себя в своде правил: внешний вид, цензура, расписание. Правила обступили со всех сторон, не давая вздохнуть. А так хочется просто выйти на дорогу и пойти куда глаза глядят!

Вот почему Мария не могла принять предложение Андрея и не могла толком объяснить. Для неё сейчас семья — это новый томик правил, которым жизнь будет тюкать по голове каждый день.

Все внимательно слушали Марию, каждый чувствовал созвучие внутри себя. Андрей не был исключением. Для кого-то Свобода — это деньги, кому-то возможность говорить без страха, а кто-то не прочь обменять всё на булку с маслом. А что значит Свобода для него? Не связан ни семьёй, ни работой. Денег хватает с избытком. И все эти признаки свободы ничего не значат. Тогда что имеет значение? Готовность к смерти? Что если сейчас разменять всю оставшуюся жизнь на смерть, во вспышке которой придёт просветление? Андрей на секунду задержал дыхание, но осознание ответа всё равно накрыло жарким крылом — легко! И такой ответ он слышал от себя уже не в первый раз. Не осталось ничего. Даже любовь к Маше выросла из человеческого понимания. Из неё испарилась страсть, появилось принятие. А раз есть принятие, то нет тяги контролировать, изменять под своё видение. Едва осознав, что он принимает Маню такой, какая она есть, Андрей почувствовал исчезновение привязанности. Что ещё удивительнее, это произошло несколько дней назад, но до сознания добралось только что. Поначалу было неуютно в груди, ровно до того момента, когда Андрей понял, что видит уже иначе. Образ красивой девушки сменился на образ такого же, как он сам, суверенного существа. Палитра восприятия скакнула на новый уровень, осознание которого ещё впереди. Самое главное, Андрей почувствовал свободу Маши и свою свободу — взаимных зацепок больше нет. Теперь каждый вдох — всего лишь ожидание реализации себя. Все решения приняты.

Немного помолчали, обдумывая услышанное. Мария вспомнила ещё что-то и поторопилась сообщить:

— Кстати! Недавно видела фильм «Пилигрим: Пауло Коэльо». Оказывается, Пауло сам прошёл путём Сантьяго. Просто взял и пошёл по дороге. Это было где-то в восьмидесятые. Мне так понравилось соприкосновение двух миров: средневековый путь паломника и современный писатель с рюкзаком!

Звонкий голос Марии вспугнул задумчивость собравшихся. Все заговорили, вспоминая книги Пауло. Ветер тоже встрепенулся, прошелестел снежинками по окнам.

— Кх-м, чтобы вы понимали, — тихонько произнёс Новеев, но все его услышали и насторожились. — Каждый из вас уже выходил на дорогу. Это было не в этой жизни. Поэтому вы хорошо понимаете Коэльо, ведь вы тоже прошли свои пути. В той точке, где вы сейчас, сложно найти что-то новенькое. Магию, символы, борьбу света и тьмы — вы всё прошли. Слишком много жизней у вас за спиной. Поэтому я и говорю, что все ответы у вас уже есть.

Сергей взял кружку, приподнял её над столом, показывая всем.

— Вы пришли на Землю пустой чашей. Жизнь за жизнью исследовали материальный мир самым тщательным образом. Вы не стояли за стеклом, наблюдая за происходящим, а сами участвовали в событиях и теперь знаете всё по собственному опыту. Но материальный мир ограничен. Начались повторения, и вам стало скучно. Это сигнал о том, что чаша больше не наполнится, и вы приняли решение о возвращении…

— Что, прям сегодня?! — встрепенулся Герман.

Кружка ослепила Германа икоркой с золотого ободка, прося его не прерывать Мастера. Да только зря сверкала. Антохин сморгнул и опять нацелился что-то спрашивать. Сергей остановил его, как бы примяв воздух ладонью, поставил кружку обратно на стол, неторопливо продолжил говорить.

— Общение с такими, как вы, не интересно обычному человеку. Слишком заумные вещи вы говорите, рядом с вами неуютно. Люди интуитивно чувствуют собственную отстранённость от действительно важных вещей, и это не добавляет радости в их жизни. Но если человек близок по уровню осознанности, то тут другое дело. Взаимный обмен энергиями, информацией, простое общение с понимающим тебя человеком весьма приятны. — Новеев подошёл к календарю и показал рукой на мальчика с собакой. — Посмотрите сюда, только не говорите мне о случайном совпадении. Александр заглянул к нам по многим причинам, не просто для того, чтобы мы могли разобрать этот случай, как шахматную партию чемпионов. Для него сегодняшняя встреча подобна пит-стопу болида на Формуле-1. Как и положено хорошей команде, контакт был быстрым и незаметным: ни он, ни вы проведённую работу не заметили. Но будьте готовы к тому, что он теперь зачастит в гости, только не к Надфилю, а к вам, к вашему интереснейшему собранию, столь разных личностей объединённых одной целью. И вот по какой причине…

Никто больше не пытался прервать Мастера. Во-первых, рты закрыла порция удивления, полученная от обнаруженного совпадения картинки и случая с Санькой. Во-вторых, чувствовался в воздухе приход тайны. Она была здесь, рядом, томно звала на свидание. И что самое приятное, для обладания ею ничего не надо было делать. Просто позволить Мастеру рассказать всё до конца. Не правда ли, малость? Кому как… Надо отдать должное собравшимся, они прекрасно всё поняли и были паиньками, даже Герман.

— Я обещал вам рассказать, почему стал расспрашивать мальчугана… — Новеев взял одну из книг с каминной полки, показал её всем и положил обратно, — вот, пожалуйста, в книгах это уже написано. Сейчас на Землю возвращаются вознесённые Мастера. Те, кто реализовал себя раньше. Они приходят, отчасти чтобы помочь вознесению людей и Гайи, отчасти ради интереснейшего опыта жизни в это удивительное время. Люди и Земля уже не такие, как раньше, произошло коренное изменение, позволившее заменить Армагеддон на стремительный рост осознанности. Мастера возвращаются, в основном, они ещё дети и Александр один из них. В жизни, в которой он расширил своё сознание и обрёл свободу, цветы значили для него очень много. Особенно астры. Это пока всё, что я могу про него сказать. С каждым годом его осознанность будет расширяться. Годам к двадцати он обретёт полное понимание себя, также как и другие Мастера…

«Вот так Санька! — удивилась Зинаида. — Я всегда замечала за ним самостоятельность, не свойственную детям. Но чтобы он оказался вознесённым Мастером — такого я даже предположить не могла!»

— … и теперь самый интересный вопрос на сегодня: Андрей, сильно тебе помогло объяснение?

Выстрел словами поразил Привалова в ‘точку сборки’, по-видимому, заставив её крутнуться на триста шестьдесят градусов в многомерном эквиваленте. Хвала тренировкам, турбратан Привал лишь слегка удивился наличию у себя ответа на столь острый вопрос. Растерянно огляделся, почесал затылок, удивляясь ясности, пробормотал:

— Не то чтобы очень. Я ожидал что-то более грандиозное.

Сергей щёлкнул пальцами, вскочил со стула и стал переходить от одного человека к другому, как бы говоря со всеми, и с каждым отдельно.

— Вот именно! Какой смысл ковыряться в событиях, если всё рано толком ничего не понять? Мы выяснили секрет Надфиля — великое дело? Это был самый верхний слой. Есть ещё связи, уходящие в прошлое и в потенциалы будущего. Ну, и для чего усложнять себе жизнь, пытаясь рассмотреть события под микроскопом? Достаточно просто осознать — каждое событие служит одной единственной цели. Как только вы это примете — гора с плеч свалится.

— И это касается всех людей без исключения? — осторожно спросил Бутан.

— Конечно, нет. Только тех, кто сделал выбор в пользу пробуждения. Остальные катятся по колее и называют её судьбой. Доделывают незаконченные дела, из которых соткана карма, создают новые заботы. — Сергей протянул руку между креслами Андрея и Марии, взял бутерброд и откусил немного. Добавил с набитым ртом: — Напфолняют чаши опфытом.

 

Начало 

Продолжение 

 

«Суп Триколе» Виталий Васькин. Глава 5...

Глава 5

Гости и не подозревали о буре, поднявшейся в душе хозяйки дома. В ожидании бутербродов они скучали: Сергей и Герман беседовали на диване; Андрей слушал их, сидя на стуле перед камином и смотрел на пляску огня; Мария сновала между кухней и залом, накрывала на стол, стараясь не потревожить задумавшуюся Зинулю; Бутан устроился в плетёном кресле Марии и тоже смотрел на огонь.

— У меня ощущение, что просветление — это венец обмана, — заявил Герман вслух, отвечая на какие-то свои давние мысли. — Достигать его не нужно и невозможно. Это как… как ломиться в открытую дверь. Если пытаться достичь просветления, то это значит толкать дверь, сверлить, взрывать. Каждое усилие требует секундочку, минуточку или год. Слой бронированного времени, отделяющего от цели, нарастает. Но если осознать ситуацию чуть шире, то достаточно просто отойти в сторонку и позволить чему-то более эффективному, чем действия, открыть дверь. Вот тут и появляется закономерный вопрос: что это за штука, открывающая двери?

— Есть предположения? — с усмешкой спросил Новеев. — Сквозняк?

— А чёрт его знает! Знал бы — не сидел тут. Конечно, мне не трудно наговорить красивых слов про «Я есть» или божественность. Только это всё будет пустым сотрясанием воздуха. Хочется прочувствовать, так сказать, попробовать на вкус, солёно или перчено? Поэтому очень интересно: как это произошло у тебя? Про огонь и про негодяев браконьеров мы уже слышали, но какие были ощущения, что конкретно помогло?

Слова Германа заставили обернуться Андрея и Бутана.

— Нет проблем. Если интересно, то расскажу, — ответил Новеев, зевая.

Охнув, Мария попросила подождать. Убежала на кухню и вернулась с Зиной. Хозяйка дома не пожелала садиться и стала слушать, прислонившись к дверному косяку. Мария села в плетёное кресло рядом с Бутаном.

Сержант с ухмылкой оглядел аудиторию и начал рассказ.

 

 

Было это в начале ноября. Снег ещё не лёг. Что выпадет, быстро растает. Сухой стоял лес, как порох. Нас было пятеро, мы шли обычным маршрутом наряда. Ветер хлестал, как сумасшедший, то в одну сторону, то в другую. Бил в лицо песком, закидывал листьями. По рации поступила команда: свернуть в лес и проверить квадрат в районе старой лесопилки. Мы так и сделали — проверили лесопилку, осмотрели тракт.

Только мы доложили о следах недавнего пребывания людей, как увидели дым. Пока снова доложили, пока сбегали осмотреть лесопилку — огонь взял нас в кольцо. Раньше мы уже попадали в пожары, и всегда было ясно куда бежать. Но в этот раз ветер метался в разные стороны, растаскивая дым повсюду. Прохода не было видно ни с земли, ни с дерева. Тогда мы побежали в сторону реки. Дым поглотил всё, впереди через пять метров ничего не было видно. Мы пробовали дышать через мокрые повязки, но толку от них было мало. В какой-то момент мы потеряли друг друга. В очередной порыв ветра дым расступился, и я увидел впереди стену огня. Путь к реке был отрезан.

Надо было бежать обратно, а сил уже не осталось. Кое-как я добрался до небольшого овражка и упал на землю. Там, у самой земли, оставалась полоска воздуха почти без дыма. Навалившееся ощущение беспомощности было мерзким. Я лежал в овражке и всё не мог прокашляться от дыма. Вдруг, я услышал крик — кто-то звал меня. На четвереньках я выполз из оврага и увидел сквозь клочья дыма небольшую полянку. По ней бегал Ваньша Топорков и звал меня, надрываясь в крике. Остальные парни остервенело рыли сапёрными лопатками яму. Я понял, что они задумали в ней спрятаться. «Печёная картошка…» — вот о чём я подумал в тот момент.

Ярко вспыхнула мысль: «Лучше задохнусь, чем печься в яме!» И тут я понял, что сама смерть не страшит. Просто, очень не хочется боли и очень не хочется умирать вот так, без цели, без смысла, толком не пожив. Я скатился обратно в овражек и закрыл глаза. Сил не осталось даже смахнуть налипшую на лицо паутину, и я решил: «Будь, что будет…». Стало легче. Где-то на заднем плане мерцала мысль о необходимости бороться за жизнь. Но её накрыла другая. Даже не мысль, а понимание, что сейчас не время дёргаться. Мозг неожиданно подчинился, перестал лихорадочно искать пути спасения. Впервые в жизни я ощутил отсутствие мыслей. Не всех. Например, я мог сказать себе мысленно, что чувствую дым, усталость. Но этим всё заканчивалось. Мыслей-приказов не было. Не было воспоминаний о прошлом, догадок о будущем. На фоне неожиданно нахлынувшей передышки разума я поймал один взволновавший меня факт: «Почему нет животных?» Мы раньше видели места пожарищ. Там часто попадались останки животных. Но сейчас вокруг не было никого. «Они нашли выход?» — спросил я себя. Ответ пришёл тёплой волной в области сердца. Такой приятной, что хотелось растянуть это мгновение теплоты, утонуть в нем, забыв про всё. Вернулись мысли-приказы, разум требовал действий. Я уже понял, что спасение рядом, осталось только найти его.

Я встал и пошёл наугад, пригибаясь к земле, где дыма меньше. Прошёл мимо копающих парней, они уже по пояс вгрызлись в землю. Ваньша тоже копал, увидел меня, ничего не сказал и стал дальше махать лопатой. Ноги вывели меня на край поляны, к старой берёзе. Она давно прогнила, половина ствола обломилась. Под образовавшейся аркой я заметил черную дыру в ковре прошлогодней листвы. Шатаясь, я подошёл к берёзе и упал на колени. Под листьями оказались ветки закрывающие лаз. Оттуда тянуло холодным чистым воздухом. Радость ворвалась в грудь, и я заорал: «Сюда! Здесь землянка!» Никто не ответил. Грохот от пожара и буйства ветра заглушили мой крик. Тогда я на карачках подполз к горке выкопанной земли, забрался на неё и закричал: «Скорее! Там землянка!» Парни услышали. Первым полез из ямы Ваньша. Его взгляд я не забуду никогда — голубые глаза и чёткие красные линии полопавшихся от едкого дыма сосудов. Это как голубой бриллиант в кровавой сетке. В нём бились насмерть: рыть или поверить? Они пошли за мной.

Мы раскидали ветки и обнаружили вход в землянку. Ею недавно пользовались. На полках лежали мешки и всякая мелочевка. В дальней стене зияла черная дыра подземного хода, из которого шёл свежий воздух. Мы поползли. Стены и потолок прохода были недавно укреплены толстыми поленьями. В этих местах было особенно трудно пролезть. Один раз мы почувствовали упавшее наверху дерево: огонь сожрал ствол внизу и оно свалились, заставив содрогнуться землю над нами. Очень неприятное ощущение. Но свежий воздух прочищал нам легкие, и надежда придавала сил. Неожиданно быстро мы выбрались на берег реки. В этом месте она образовывала рукав, глубоко врезающийся в лес. На него-то мы и вывалились с обрыва.

Долго лежали, остывая, жадно дыша чистым воздухом. Одна моя нога угодила в воду, но сил перекатиться на песок не было. В тот момент я как-то особенно осознал, что лаз был там давно, он словно ждал меня. Он уже был во время утреннего развода, был, когда я принимал присягу, когда впервые пошёл в наряд. Скорее всего, его вырыли ещё в войну, до моего рождения. Мелькнула мысль: «А, не я ли его рыл в прошлой жизни?» Стало смешно, а потом резко кольнуло сердце — я почувствовал пустоту времени. Оно показалось мне бессмысленной штукой, годной только на то, чтобы свести друг с другом разные части мира.

В больнице, я много думал об этом. Иллюзия времени раскрывалась всё полнее. Я понял, чем время схоже с пастушьей дудочкой. Заскучал пастух, захотелось добавить в жизнь немного красоты — сделал дудочку и заиграл на ней мелодию. Так и мы, играем ноты на дудочке времени. А ведь музыка в нас самих. Это просто выражение себя.

 

 

Сержант закончил рассказ. В наступившей тишине ветер опять заиграл ведущую партию. Первым не выдержал тишины Привалов.

— Туманио… Что же ты чувствовал?

Сергей встал с дивана, подошёл к окну и стал всматриваться в игру ветра со снегом. Без обычной улыбочки, тоном удивлённого астронавта ответил:

— Это продолжает расширяться. Каждый день я открываю что-то новое. Впервые я почувствовал произошедшие перемены в момент, когда сказал себе: «Будь, что будет». Тишина обрушилась на меня, словно мысли испугались и решили не высовываться. Но тогда я это не осознавал. Кайф от осознания перемены пришёл в больнице. Почти месяц я валялся на койке не в силах встать. Врачи ничего не могли сделать. Они думали, что был ожёг лёгких и отравление дымом, но моё тело просто перестраивалось под новый уровень осознанности. Именно тогда со мной связалась Урусвати и попросила прийти к вам. Это был ласковый шепот в голове, от которого чуть отступили боль и жалость к себе. Сначала я подумал, что это галлюцинация. Но потом, пришла уверенность в реальности просьбы.

— А как ты вышел на Зину? — спросил Антохин.

— Здесь очень тонкая грань, — Сергей обернулся, сложил руки на груди и оглядел всех, как капитан Немо команду Наутилуса. — Раньше я бы что-то делал, искал бы контакт с Урусвати, чтобы уточнить адрес или телефон. Но к моменту выписки из больницы я уже заметил странную особенность. Если не предпринимать никаких действий по достижению задуманного, то всё происходит само собой. Достаточно сделать выбор и почти забыть про него. Да, это именно то, о чем только что говорил Герман. Но у людей этот трюк плохо работает по одной простой причине — вы тратите себя на бесконечные сомнения и тревоги. Все эти дёргания не позволяют встретиться двум нужным точкам на нитке времени.

— Ну и как это было? Что конкретно произошло само собой?

— Да всё было очень просто! Я шёл в военкомат оформить документы и захотел перекусить. По дороге встретилось кафе, в нём столики с компьютерами. В поисковике по слову Урусвати ваш сайт попался через несколько кликов. Были и другие, но ваш отозвался приятной дрожью в районе груди. Остальное дело техники.

Зинаида тихонько прокомментировала:

— Действительно просто… Когда ты позвонил, я почувствовала волну жара по всему телу. Потом ты сказал про Урусвати, встречу. Я сразу вспомнила тот случай, когда мне удалось пообщаться с ней.

Андрей, Мария и Герман одновременно засмеялись. Мария пояснила:

— Мы пробовали устроить ченнелинг, все заснули, а Зинуля что-то на кухне доделывала. Пришла сюда, а мы все дрыхнем.

— Да, это было весьма странно. Я села в кресло и чувствовала себя очень неловко среди спящих. Что делать — не понятно. Потом меня тоже потянуло в дрёму, но на краю сна я задержалась, и произошёл первый контакт с Урусвати. Вот тогда я и попросила встречу хоть с кем-то из воплощённых Мастеров.

Картинка сложилась и вправду простая. Всё само собой, никаких особых усилий. «Вот оно, то самое, что круче любых действий! — понял Антохин. — Только как это вызволить в себе, как пробудить?»

Сергей прокашлялся в кулак, досадливо потёр горло.

— Есть ещё кое-что для сведения, на всякий пожарный. В больнице иногда накатывали моменты, когда я готов был умереть, лишь бы избавиться от боли. Понимаете, я не был готов. Не понимал, что происходит, боялся инвалидности или бесконечности боли. Я отчетливо осознавал, что стоит только выбрать — и я уйду. Но заноза, больше похожая на неудовлетворённость от вхолостую выстрелившей жизни, чем на страх смерти, помогла мне остаться. И сейчас я благодарен себе за то, что обнаружил эту занозу, обратил на неё внимание и позволил ей ныть.

— А перед пожаром ты интересовался духовным развитием? — спросила Мария.

— Кое-что знал. На заставе пылились на полках красного уголка три книги Кастанеды и одна Экхарта Толле. Кастанеду я пролистал кое-как, потом за Толле принялся. Он мне больше понравился. Особенно момент ожидания мысли «как кот ждёт мышку возле норки». Что-то в этом было, заставившее меня задуматься. Вот и весь багаж знаний.

— А религии какие-нибудь? — не сдавалась Мария. — Библию не читал?

Сергей повернулся к Марии, потягиваясь. Улыбка так и играла на щеках.

— Весной мне стукнет двадцать. Вы себя-то помните в этом возрасте? Короче, мысли болтались вокруг девчонок, компьютеров и хромированных байков. Если бы не послабление режима «старичку», я бы никогда и не прочитал тех книг.

По комнате разлилась тишина. Все катали на камушках разума услышанное.

— М-да, вот и узнали мы, как это бывает из первых рук, но толку от этого никакого, — грустно подытожил Привалов.

— Так уж и никакого?! — возразила Мария и кудряшки опять взлетели на мгновенье. — Я, например, узнала, что Ваньша Топорков — замечательный молодой человек с голубыми глазами! И… чем это так вкусно пахнет?

Пахло действительно очень вкусно. Андрей потянул носом воздух, непроизвольно сглотнул слюну. Зинаида усмехнулась, спросила громко, глядя на Марию:

— С просветлением всё ясно. Есть вопросы по бутербродам: все будут горячие бутерброды с колбасой и сыром, или кому-то нужно что-то диетическое с воздухом?

Понятное дело, вопрос касался не мужчин. Они-то всегда рады чему-нибудь сытному и вкусному. Мария недолго колебалась.

— Сегодня можно. Боюсь, суп будет не наваристый.

Зина кивнула и ушла на кухню.

 

Начало 

Продолжение

 

«Суп Триколе» Виталий Васькин. Глава 4...

Глава 4

Снежинки на окнах обрадовались. Каждой охота растаять за шиворотом у человека. Ветер затаился, приберегая силу для шутки. Сквозь прореху в облаках выглянула луна. Природа подготовилась к встрече, но люди не спешили. Медленно одевались, стонали, кряхтели. Очень не хотелось им возиться с машинами. Кое-как собравшись, вывалились во двор. И тут ветер проявил фантазию. Для затравки легонько сдунул с крыши горсть снега. Снежинки блеснули звёздочками в свете фонаря.

— Ой, как краси… — охапка снега, брошенная ветром, не дала Марии договорить. Эффект понравился ветру, и он пошёл вразнос. Давнишняя мечта — порвать в клочья курточки и пальтишки — вернулась к ветру готовая отдаться. И он даже не прочь был перевернуть дом, поставить его трубой вниз, но… сил не хватило. В отчаянии он покрутился во дворе, пихнул сколько мог снега в будку собаке и слег, изнемогая за сараем. Слабак.

Люди недоумённо оглянулись. Ветер почти полностью вычистил двор. Даром что снегом игрался, а на самом деле подмёл всё вокруг. Только у ворот остались сугробы. Подошли с лопатами Андрей и Зина. Сторожевой пёс Надфиль выкарабкался из конуры и пулей примчался к хозяйке. Почти весь белый, только лоб и уши коричневые, а от затылка к носу тянется белая полоса зигзагом.

— Ладно-ладно, испугался ветра, защитник? — ласково пожурила пса Зинаида. — Иди к себе, Надфиль. Не мешайся тут!

Пёс и не подумал слушаться. Вертелся сразу везде, норовя сунуть нос в самые неподходящие места.

— Ты почему его на цепь не сажаешь? — спросил Герман.

— Смысла нет. Он ещё щенком как-то научился цепи обрывать. За то и прозвали его Надфилем, а поначалу он был просто Филей.

— Ты хочешь сказать: он перегрызает цепь? — удивилась Мария. — Она же железная!

— А ему плевать, что железная. Звенья разгибаются, кольца лопаются и всё такое. Дима пробовал на верёвки перейти, так они даже до вечера не доживали.

Мария с уважением посмотрела на пса, погладила вихор на затылке. В ответ он прижался к её ноге, стал вилять хвостом ещё быстрее.

— Ветер за нас всю работу сделал, — сказала Зина, осматривая двор. — Сейчас ворота откроем и заезжайте. Две машины можно у сарая поставить и одну здесь во дворе. Клумбы льдом встали, заезжайте смело, ничего не поломаете.

Вскоре машины рассовали по местам. Герман с Бутаном опять закурили, а остальные скучковались возле собачьей будки. Зинаида показывала коллекцию оборванных цепей. Как скальпы врагов у вигвамов индейцев, висели трофеи Надфиля, прибитые к крыше будки. Пёс крутился рядом, переживая за припрятанные косточки.

— Это муж придумал хранить улики против Надфиля. Вещдоки, как фотоальбом, показывают его детство и отрочество. После первых нескольких случаев мы стали из интереса новые цепи покупать. Хотели ещё подписать, какая сколько продержалась, но всё руки не доходили.

«Удивительно, как это щенок мог разогнуть железяку! — подумала Мария, глядя на первый экспонат выставки. — Наверное, есть что-то такое, чего мы не знаем о железках и щенках. Да и вообще, много чего не знаем, а щёки надуваем. Человек ограничен, а вокруг столько всего интересного. Вот бы научиться вырываться из привычного мира!»

Взгляды Сергея и Марии встретились. Она поняла, что отправила в суп очередную мысль. «Неужели это меня настолько сильно заботило? — сама себе удивилась Мария. — Мне казалось это не очень существенным. Но, если посмотреть с точки зрения обретения свободы, то да. Надоело играть по кем-то установленным правилам. Хочется вырваться из тюрьмы! Так тяжко дышать в правилах…»

Очень кстати вернулся ветер. Закинул в лицо Марии горсть снега. С наслаждением она растёрла снежинки по глазам и щёкам. Стряхнула капельки воды с рук на Андрея.

— Туманио, Мари! — шутливо возмутился Привалов. — Придётся тебе руки цепями сковывать.

Ветер, как доблестный рыцарь, вступился за честь дамы. Шапка Андрея улетела под машину, а сам он получил снежной лапой по макушке.

— Бегите в дом! — в поддельном ужасе крикнул Антохин. — Ветер с ума сошёл!

Раскрасневшиеся и радостные все вернулись в дом. Разделись намного быстрее, чем одевались. Поднялась суета, кто руки помыть, кто носик припудрить. Сергей подошёл к Зинаиде, отвёл её на кухню для разговора.

— Все уже определились с выбором, суп для них готов. А ты даже не думала всерьёз. Переживала за кого-то, вспоминала что-то. Я не читаю мысли, но вижу, что ты далеко отсюда, светимость померкла. Тебя нет с нами здесь и сейчас. Неужели есть что-то, ради чего ты отказалась от самой себя?

Зина растерянно посмотрела на Сергея. В задумчивости достала из холодильника помидоры стала их мыть. Под шум воды кое-как собралась с мыслями и ответила:

— Я как-то не заметила. То есть, да, я знаю, что постоянно думаю о чём-то другом. О Максиме с его письмом, об обмороке Германа… о Диме. Вопросы у меня давно готовы, только, по-моему, и ответы уже есть. Они не рождаются отдельно. Если есть вопрос, то я знаю и ответ. Возможно, это покажется странным…

— Ничуть не странно, — поддержал Новеев. — Ты просто неосознанно пользуешься Знанием. Интуиция родом оттуда. Там нет цифр и времени, но есть все ответы. Я бы предложил тебе кинуть в суп желание получить ясность в общении со Знанием.

Вполуха Зина слушала Сергея и продолжала заниматься помидорами. Сложила их в тарелку, достала разделочную доску и начала резать. Дело пошло слегка необычным образом: с брызгами и застреванием ножа в доске. Помидоры требовали намного меньших усилий, но Зина этого не замечала.

— Ого! — воскликнул Сергей. — Как много света! Что-то сильно задело, и ты решила обновить своё присутствие здесь. Добро пожаловать! Какие ощущения?

На возглас Сергея пришёл Татарников и увидел странную картину. Зина исступлённо рубит ножом помидоры. Красные брызги разлетаются во все стороны. Чуть в стороне, у окна, стоит Новеев с видом абсолютно счастливого человека. Бутан не успел ничего сказать, как получил ошмётком помидора в глаз. Злость взвилась из-под ног и ударила в грудь. «Чего это я так вспыхнул?» — удивился сам себе Бутан. Зина обернулась, увидела Бутана с залепленным глазом, и расхохоталась. Бутан поспешно убрал помидор. Точнее, он думал, что убрал, но всего лишь размазал по щеке. Такого удара судьбы Зина уже не вынесла — смех согнул её пополам. Не в силах стоять, она села на корточки, прислонившись спиной к дверце кухонного стола. Нож так и не выпустила. Закрыла лицо свободной рукой и, всхлипывая, досмеялась всласть. Глядя на бесконтрольное подрагивание ножа в кулачке Зинаиды, Татарников ушёл от греха подальше, а точнее — умыться в ванную.

Сергей дождался возвращения Зины из похода в страну Ха-Ха.

— Ну, как? Легче стало?

В ответ она мотнула головой, глядя куда-то вдаль.

— Нет, не легче. Почему я вечно кому-то чем-то обязана? — голос Зинаиды обрёл твёрдость. — Я уже на автопилоте постоянно за кого-то беспокоюсь, вечно перед кем-то оправдываюсь. Мне предлагают место завотделением, но я отказываюсь. А почему? Потому что нет настроения, уверенности. При чём тут настроение? Если хороший врач и знаешь своё дело, то всё будет нормально. Дело не в этом. Дело в том, что … Дима ушёл, а я осталась. Я чувствую себя виноватой перед ним!

Вырвалось признание. Чувство вины, отравляющее жизнь, наконец-то было вытащено на солнцепёк. Здесь оно съёжилось, превратилось из грозного тирана в карлика. Зина швырнула нож на пол, уткнулась лицом в ладони. Нож улетел под посудомойку и там затих.

— Вот и славно, — мягко сказал Новеев. — Сдаётся мне, что ты начала получать ответы, ещё не успев задать вопросы. Это нормально. Время — всего лишь иллюзия.

Плечи Зины мерно поднимались и опускались. Она не плакала, дышала, старалась выкарабкаться из тёмной ямы, разверзшейся перед ней. Получилось. Отчаяние не утянуло её снова в слёзы. Зина удивилась самой себе: «И как это я не разрыдалась?» Посмотрела на Сергея, вскинув брови. Он предложил руку, Зина опёрлась на неё и встала.

— В интернете я начиталась столько всякого. Неизвестные, но кем-то признанные гуру, что-то советуют, требуют от учеников дисциплины, веры в собственные силы. Если их послушать, я опять должна, как земля колхозу. Раньше я думала, что духовное пробуждение — это путь к свободе. Я и сейчас так думаю, но, бегая по форумам и соцсетям, совсем запуталась. Я не понимаю: кому верить, а кому нет? И вообще, можно ли кому-то верить в деле просветления?

Пришедший накатом вопрос поразил Зину. Она задумчиво посмотрела в окно, закусила губу. В этот момент из ванной вернулся Татарников, хотел что-то сказать, но замер на пороге, почувствовав тревожную тишину. Зина повернулась к Сергею и спросила чуть дрожащим голосом:

— Зачем тут вообще кому-то верить? Зачем, например, мне верить в то, что ты просветленный Мастер? Это не приблизит меня ни на шаг…

— Согласен…

— … вот и чудненько! — Зинаида повысила голос. — Я никому ничего не должна и никому не обязана верить! Я точно знаю, что где-то внутри меня рождается тёплое светлое ощущение перемены. В нём приятно нежиться. По честному, это единственное, что удерживает меня в жизни. Не будь этой крохотной искорки, я давно бы уже закрыла глаза навечно.

Бутан нахмурил брови. Ему не понравился намек о смерти, и не понравился дрожащий голос Зинаиды, от которого веяло надрывом и неизвестностью. А сержант едва заметно улыбался, рассеянно смотрел на искромсанный помидор на столе. Одни и те же слова были услышаны по-разному, словно каждому было сказано своё.

Выговорившись, Зина достала из-под посудомойки нож, ополоснула и вернулась к помидорам, как ни в чем ни бывало. Бутан поразился её способности переходить из одного настроения в другое. «Пусть хотя бы так, всё лучше, чем разговоры о смерти…» — подумал Бутан. Переключившись на свои мысли, он не мог вспомнить: что же хотел взять на кухне? В поле зрения попала помидорная резня, которую учинила Зина. Результатом была сгенерирована житейская мудрость, которая через мгновение сконденсировалась в мысль: «С помидоров достаточно, пора резать огурцы!» Стало весело. Широкая улыбка появилась на лице Бутана. Сергей взглянул на него, улыбнулся в ответ, и вышел из кухни.

— Что тут было, Зинуль? — спросил Татарников. — Мастер отказался резать помидоры?

Не оборачиваясь, Зина ответила:

— Да так, выплеснулось накопившееся. Скоро два года, как Димы нет. Я чувствую, что забываю его. Вроде и легче становится, а вроде и как виновата в чём-то. Сама в себе не разберусь.

— Понятно…

— Что тебе понятно, басурман? — спросила Зина, смахнув прядку волос с лица. — Ты не один, у тебя есть жена и дети. Ковыряешься в машинах с утра до ночи в своё удовольствие. Откуда ты можешь знать как… как лопается плёнка с кусочками ушедшего счастья на сжигаемых фотографиях?

Бутан отвел взгляд за окно.

— Возможно, со стороны у меня всё в порядке, но в последнее время я чувствую себя оторванным от семьи. Я их люблю и всё для них сделаю, но мне больно видеть, как они натыкаются на одни и те же грабли. Дети ещё ничего, они вообще по-новому смотрят на мир. Мне их не догнать. А Юля совсем зациклилась.

— Помоги ей, на то и муж, — тихо сказала Зина.

— Я пробовал, — со вздохом ответил Бутан. — Она и слышать не хочет. Все разговоры о душе и просветлении обрывает в зародыше. Считает меня чуть ли не шизиком. Потому и работаю в гараже до позднего, чтобы не нарываться на очередной скандал. Наши берега расходятся.

— А ты не думал, что ей рядом с тобой тоже не сладко?

— В смысле?

— Очень может быть, что она тоже не прочь взглянуть на жизнь иначе. Начать писать стихи или рисовать картины. Но не получается. Двое детей на руках. Кто будет за ними следить? Кто будет стирать, готовить и сидеть у постели, когда они лежат с температурой? И тут ты, весь в белом со своим просветлением…

Глаза Зинаиды буравили авторемонтника, а нож в руке… он просто был, и с этим надо было считаться. Нет, Бутан и не думал, ничего такого. Просто, нечаянно выпавший из руки нож мог угодить на ногу хозяйке. Поэтому Татарников доверился интуиции и позволил сорваться с губ первой же добравшейся до них нейтральной фразе:

— Ты бы завязывала резать помидоры. Не аджику готовишь. Как на счёт огурцов?

Перевод стрелок удался. Бутан смог выскользнуть из кухни относительно спокойно. Правда, он так и не взял из холодильника, что хотел, но это мелочи. Жизнь не всегда даёт возможность вытащить то, что хочется. Главное, все живы-здоровы, а вытащить можно и потом.

Слова Бутана растревожили Зину. Она всегда думала, что у него в семье всё хорошо. Боря никогда не рассказывал о проблемах. Оказалось, даже он столкнулся с непониманием. Имея свой бизнес и возможность вообще не работать, он выбрал возиться с железками в гараже. И ведь никому не объяснишь, что дорога к просветлению — это путь к Вершине из всего, что может сделать для своих любимых человек. Реализовав себя, просветленный Мастер изменит ткань реальности. От него пойдёт свет осознанной жизни во все стороны. Каждый атом почувствует изменение. Достаточно вспомнить Иешуа и Будду. Их влияние прошло сквозь века. И чем больше Мастеров будет ходить по Земле, тем меньше страданий выпадет на долю пробуждающихся людей. Будет проще достучаться до себя, услышать зов. Мастер, живущий по соседству — это новые условия. Его внешняя и внутренняя свобода привлекут внимание, сломают штампы, выкованные за тысячи лет…

Память услужливо достала из архива киноленту с чудесным летним вечером. Чета Пчёлкиных умиротворённо гуляет по набережной, утки подплывают к берегу за кусочками хлеба, воробьи скачут по камням. Дима говорит о влиянии, которое может оказать Мастер, если будет жить в большом городе. Зина слушает, кивает, но толком не понимает, о чём толкует муж.

«Теперь я понимаю тебя, Димчик! — обрадовано подумала Зина и тут же сникла. Сцены из кошмара, через который она прошла, узнав о смерти мужа, встали перед глазами. Как же так? Уже давно Зина уяснила для себя, что все события в жизни человека происходят только по одной причине — он их сам для себя сотворил. Нет никого и ничего, что создаёт реальность человеку, конечно, если он не передаёт себя, вместе со своей сутью демиурга, под управление кому-то. Супруги Пчёлкины встречали эту мысль в том или ином виде на семинарах, в ченнелингах, в книгах на духовную тему. Долго обсуждали, искали подтверждения и вынуждены были согласиться. Разум ныл, сопротивлялся, а свет истины вливался постепенно. Это было время взлётов и падений, после которого нагрянула эйфория. Исчезли поводы для претензий, винить стало некого. «Вампиризм», доставшийся от социума, был пойман и «высушен». Проблемы не исчезли, но изменилось отношение к ним, жить стало проще. Казалось, трагедии навсегда ушли в прошлое, но случилась авария на дороге и Дима погиб… Это было ударом, который сломал Зину. Она понимала, что винить пьяного водителя смысла нет. В глубине сердца Зина чувствовала, что Дима сам назначил точку выхода, и авария — лишь средство исполнения. Но разве от этого легче?! Как совместить его улыбающееся лицо, планы, радость от по-новому открывающейся жизни и решение уйти? Что ответить на всплывающие в памяти цитаты из духовных книжек вроде «Всё хорошо во всём творении», когда рука бросает горсть земли на гроб с телом любимого?

Пальцы Зины сжали нож так, что косточки выступили белыми буграми. Нет! Это должно уйти навсегда! Не нужно столько боли, чтобы заставить человека обратиться к себе! Всё может произойти мягче, красивее, грациознее.

 

Начало 

Продолжение 

 

«Суп Триколе» Виталий Васькин. Глава 3...

Глава 3

— Заходи, Гера, скорее, — через открытую дверь зала поторопила Зина. — Письмо Макса читать будем. Уже было начали, но потом решили тебя подождать.

В голове у Антохина вихрем взвились мысли о Максе: «Сколько знаю его, он всегда найдёт, чем удивить. Что там опять на него нашло?» Быстро скинул куртку, ботинки, надел тапочки и прошёл в комнату. Перед Зинаидой стоял открытый ноутбук. Видно, не очень хорошее письмо было. Слёзы опять собрались в глазах Зинули.

Почувствовав напряжённость, Герман молча сел на своё место. Зина начала читать.

— «Я не поехал на встречу с Мастером, потому что мне всё надоело. Достали уже все эти гуру и просветленные. Который год тыкаюсь-мыкаюсь и ничего не происходит. Все говорят, что ничего искать не надо, всё уже есть и всегда было. Но где? Даже намёка никакого нет. Другие живут себе припеваючи и в гробу они видели это просветление. Может быть, они правы, а мы динаму сами себе крутим? Каждое утро просыпаюсь и чувствую, как обида заползает в душу. Годы коту под хвост… Мне нужен передых. Не могу больше каждую минуту, каждое мгновение, чувствовать себя дураком. Возможно, потом, когда поостыну, вернусь к теме. А пока… тошно, братцы. Мозги кипят. Вот написал, и немного легче стало. Всё, нафиг всё. Нафиг-нафигулечки. Зачетное варенье Мария варит. Это всё, что запомнилось хорошего из возни с просветлением… Всё, пиво уже купил. Буду праздновать свободу. А вы, как хотите».

Последние слова письма упали в тягостную тишину. Зинуля скоренько смахнула платочком слёзы, посмотрела на Сергея. Он задумчиво вертел в руках карандаш.

— Вы, наверное, ждёте от меня каких-то особых комментариев. Раскрытия тонкостей человеческой натуры. А я ничего такого не знаю. Это его выбор. Тут рассусоливать нечего. Вам всем с самого начала говорили, что назад дороги нет. И если он думает, что сможет вот так просто, дёрнув пивка, покончить с просветлением, то будет удивлён. Нет у вас в этом свободы воли. Осознанность нельзя уменьшить по желанию. Но есть и хорошая новость. Кое-кто реализовал себя именно так — махнув на всё рукой.

— Если честно, то я уже на грани, — отозвался мрачный Татарников. — Сыт по горло духовным поиском. Но бросить все, как сделал Макс, не могу. Волей-неволей мысли опять возвращаются. Хватаюсь за любую возможность что-то узнать, что-то прочувствовать. Вот и сегодня пришёл с одной только мыслью: «Вдруг поможет?!» Надежда всё никак не умрёт. Тлеет внутри, выжигает по-тихому. Наверное, без надежды легче было бы. Отмахнулся бы и зажил счастливо.

Мария сморщила носик и капризным тоном произнесла:

— Бутан решил сдаться? После того, что было, просветление вовсе не обязано на тебе жениться.

Под общий смех Сергей спросил:

— Ты это серьёзно, насчет надежды? Кидать в суп?

Немного помедлив, Бутан ответил:

— Не знаю… Есть в ней что-то тоскливо-тёплое. Иногда я понимаю, что она не чужая и без неё никак, а иногда кажется, что она — причина всей пробуксовки. Пока есть надежда, всё спрятано в будущем. А когда надежда умрёт, то всё уже будет сделано… или не сделано совсем, окончательно. Вот бы почувствовать освобождение от надежды! Р-раз — и нет её, но чтобы обязательно появилась определённость. Если так, то да, можно кидать в суп…

— Золотые слова, сеньор Татарников! — радостно подхватил Новеев. — С удовольствием отправляю этот зловонный комок в суп. Вы все тут надежнутые. Хватит надеяться, пора быть!

В глазах Марии возник испуг. Она смотрела на Сергея и хотела крикнуть: «Что может быть страшнее, чем потерять надежду?!» Но не смогла. Из глубины сознания всплыло новое понимание роли надежды, ещё не облачившееся в платье из слов, но уже влияющее на выбор. Мария промолчала, стала слушать дальше.

В ткань зимнего вечера вплыли слова о прекрасной силе надежды. Сергей говорил о её способности поддерживать и направлять. У Зины глаза подернулись слёзной пеленой. Она отлично помнила сколько боли может таить в себе надежда. Пока она жива, боли почти не видно, в хрустальном ларце танцуют на маскараде варианты будущего. А когда надежда умирает, то хрусталь разбивается и маски срываются — боль выходит на волю. Зина слышала Новеева «… когда вы берёте ответственность за свою жизнь в свои руки, надежда перерождается в доверие к себе…» и понимала, о чем он говорит, чувствовала и знала. Новое понимание вплыло незаметно и предъявило свои права на реальность. Примерно то же самое говорил Дима, и он очень сердился на себя когда ловил отблеск надежды в своих поступках. Он не хотел надеяться, хотел быть уверенным в своей силе творца. И куда делась эта сила? Почему произошла авария? У Зины не было ответов раньше и не прибавилось сейчас. Вместо ответов нагрянуло предчувствие изменений в жизни. Бояться или радоваться? — Зина пока не поняла. Неопределённость чёрной тучей вплыла в сознание. Это оказалось слишком большим переживанием. Не в силах сдержаться Зина убежала успокаиваться на второй этаж. Друзья проводили её непонимающими взглядами, и только Сергей улыбнулся вслед.

Едва затихли шлепки тапок Зины на ступеньках лестницы, как Антохину почудилось, что улица и дом поменялись ролями. В комнате стало холодно, а за окном жара. Картина происходящего немного расфокусировалась. Герман видел, как в тумане: сержант встал и пошёл в обход личного состава посиделки. Что-то говорил на ходу по поводу надежды, похлопывал по плечам, шептал на ухо и громко вопрошал. «Спектакль, — подумал Антохин. — Никакие слова извне не помогут. Нужны свои решения. А какие?» Ответа не было. Ни в одной книге, ни на одном семинаре он не получил ни одного ответа, который мог бы применить в своей жизни и быть уверенным в приближении просветления. Так что же, продолжать совершенствовать себя в духовных практиках в надежде на… Опять надежда!? Сердце Антохина заныло. Вместе с болью вернулось четкость восприятия. Сержант уже на второй круг пошёл. Герману стало интересно: «Он всё это время говорил только о надежде или я пропустил что-то?» Боль отлегла от сердца, растеклась тревогой по телу. Что же это за Мастер такой, от слов которого не радость приходит, а боль и тревога? Им вроде полагается быть сбалансированными, излучающими покой и помогающими страждущим. «Тебе шашечки нужны или доехать? — язвительно отозвалось что-то неуловимое в сознании Антохина. — Ты же сам видишь, что парень дело говорит. Куда ни ткни — везде надежда. Не надоело?» Изнутри сердца потянуло жаром в ответ. Точно, надоело. Надо принимать решение: дальше заниматься практиками и надеяться или плюнуть на всё и будь, что будет.

Сергей остановился за Германом, возложил ладони ему на плечи, наклонился к затылку и тихо сказал:

— Да понять его, надёжа царь, не мудрено. Они «будь, что будет» требуют.

У Германа глаза застыли, а когда он обернулся, то сержант уже плыл в сторону берегов Марии. Он перебирал руками по спинкам стульев и кресла, как вёслами по морю, и всё смотрел на Германа. Слова выпускал мягко, с оттенком театральности. После первых двух фраз проявился стихотворный талант Мастера:

Ах, «будь, что будет» — это лишь слова, Но свет их породивший интересен. Его я видел, помню, как вчера. Надеюсь, будет мой рассказ полезен.

Лес браконьеры подожгли. О, негодяи! Солдаты очутились в западне. В дыму устал я мыслить о спасении, Позволил смерти заглянуть ко мне.

Страх тут же отвернулся от меня, Как говориться, бросил поматросив. Впервые ясно осознав себя, И жизнь, и смерть, я лишнее отбросил.

 

Про жизнь и смерть Новеев говорил уже стоя за спиной Марии. Она чувствовала его дыхание прядками волос. Ожидала ещё какой-нибудь выходки: плечики поднялись, бровки нахмурились и когда раздались аплодисменты Германа, она не сразу поняла в чём дело.

— Браво, Мастер! — так, коротко и с чувством, говорил в своих мечтах Герман своему кумиру, Николе Тесле, и так он сказал наяву Сергею Новееву. Мастер ответил сдержанным кивком.

— Движение начинается на тонком плане. Решение, появившееся в мыслях, на самом деле не так уж важно. Оно лишь иллюстрация свершившихся изменений в сознании. Из ниток-слов вышивается гобелен под громким названием Решение. А дело-то давным-давно сделано. Осталось только отразить в реальности. А как вы думаете, иллюстрацией чего могут быть мысли-надежды?..

Интуитивно Мария приняла вопрос на свой адрес. Тряхнула кудряшками волос, сдержанно ответила:

— Отсутствия изменений?

— Вот именно! — воскликнул Новеев, склонившись к уху Марии. Она дёрнулась в сторону, сержант вдохнул запах шампуня. — Какой знакомый запах… из детства…

— Очень интересно! Что там было, в детстве Мастера? — быстро спросила Мария чтобы отвлечь от себя внимание.

Новеев выпрямился, мечтательно закрыл глаза и ответил:

— О, это была весьма занимательная история. Запах шампуня напомнил мне дельфинарий на Чёрном море. Всех желающих поплавать с дельфинами заставляли обмыться в душе, и там стоял шампунь с похожим запахом. Я тщательно вымылся, не хотел хоть чем-то навредить дельфинам. Потом вышел к бассейну. Два дельфина плескались внизу, тренер ласково гладил их по носам. По знаку тренера я прыгнул в бассейн, а когда вынырнул, то увидел прямо перед собой огромную зубастую пасть. В первое мгновение страх сжал сердце. Эти красивые животные такие же хищники, как львы, и лучше об этом не забывать. Но тренер был рядом, дельфины вели себя мило и страх улетучился. Потом я обнял спинной плавник дельфина и мы поплыли. Я чувствовал его упругое сильное тело, его спокойную уверенность и доброжелательность. Это было прикосновение к чуду. Выходя из воды, я обернулся и обратил внимание на то, что из всего огромного зрительного зала поплавать с дельфином решилось очень мало людей. Я спросил об этом у мамы и она объяснила, что людям просто не интересно. В то лето самым большим потрясением для меня был не заплыв с дельфином и не горки аквапарка. Я был на несколько дней оглушен сознанием того, что бывают люди, которым чудо не интересно…

Открыв глаза, сержант усмехнулся, похлопал ладошкой по спинке кресла Марии.

— Впрочем, сейчас я о другом. Сейчас я о том, что если мы… вы или я, или ещё кто-то из людей, действительно что-то хотим, то это появляется. Такова уж наша суть. Мы создаём грандиозные надежды, умопомрачительные отговорки и безупречные ограничения.

Вдохнув ещё раз аромат шампуня Марии, сержант двинулся к дивану. Со вздохом облегчения Мария вновь встряхнула кудряшками. Спокойствие тут же вернулась к ней. По-видимому, душевное равновесие Маша приобретала от турбулентности, возникающей вокруг головы, при кудретрясении. Ничего удивительного: кто-то курит, кто-то считает до двадцати, а кто-то трясёт кудряшками.

Бесстыжие снежинки на окнах чуть ни трескались от смеха. Их смешили широко открытые глаза и рты некоторых любителей мудрых слов. Ветер скоренько глянул в окно и взвыл от обиды. Такой момент! Можно свободно выстудить гланды и засыпать глаза снегом, но окна не дают войти. Ветер стал кусать стёкла, рвать ручку двери и нырять в трубу. Единственное чего он добился — это оживление в комнате. Люди опомнились, завертели головами, пытаясь сообразить, что за жуть творится за окном.

Нить монолога Мастера оборвалась. Новеев сел на диван, расстегнул ещё одну пуговицу сверху на рубашке и откинулся на спинку.

Вернулась к гостям Зина. Глаза красные, но смотрела без грусти. Окинула взглядом стол и сказала:

— Что-то есть захотелось. Как на счет чайковского с бутербродами?

— Правильно! — поддержал Сергей и добавил: — Война войной, а кушать хочется всегда. Тут некоторые про беленькую вспоминали. Почему бы не уважить проходимца, простите, заядлого туриста?

— Заядлый проходимец за рулём. Ему не положено, — возразила Мария. — Да и остальные тоже.

— Ай-яй-яй! Какая драма! Но ведь бог создал такси, чтобы вы имели шанс принимать решения чуть в стороне от привычной напряжённости. Немного вина совсем не помешает. Вы хотя бы расслабитесь, сойдёте с колеи. Впрочем, это не обязательно.

Женщины принялись сервировать стол. Поднялась суета. Герман опять побежал курить, Бутан с кем-то договаривался по телефону о ремонте машины. Привалов сунулся было помогать женщинам, но был изгнан с кухни. Довольно быстро на столе появились конфеты, печенье, розеточки с фирменным вареньем Марии.

Над каминной полкой висел большой календарь с красочным оформлением страниц. Все листы с него были сорваны, остался только декабрь, оформленный под картину в бело-голубых тонах: бревенчатый дом, основательно укрытый снегом, дымок из трубы, в полосках света от окон стоят мальчик и собака. Картинка привлекла внимание Сергея. Он подошёл поближе, разгладил завернувшийся уголок календаря, потом задумчиво посмотрел в окно.

В дверь кто-то постучал. Все насторожились. Кто бы это мог быть?

Зина открыла дверь. Оказалось, пришел соседский пацанёнок Санька. Лет двенадцати, румяный, говорливый.

— Здрасьте, тёть Зин. Телефон-то у вас не работает. Мамка отправила предупредить: ночью будут дорогу чистить, сейчас уже в город не попасть. Снегу намело на дороге — жуть! Возле моста вообще мне по пояс. Городские автобусы на той стороне разворачиваются. Так вы машины переставьте, чтобы трактор не задел. В прошлом году кому-то помяли, много шума было. А тракторист в чём виноват? Нечего оставлять на дороге.

Говорил парнишка быстро и обстановку оценил тоже быстро. Выпалив все новости, сразу же нахлобучил шапку и собрался уходить. Зина остановила, взяла на кухне шоколадку и сунула ему в карман. Санька радостно заулыбался, деловито заявил напоследок:

— Ну, всё, пойду домой. Будьте здоровы. С наступающим!

— Подожди немного! — крикнул Новеев. Вышел в прихожую, всмотрелся в лицо мальчишки, словно знал отца и теперь ищет схожие черты. Санька засмущался, стал переминаться с ноги на ногу: — Чего вам?

Улыбнулся в ответ Новеев, подал руку для приветствия со словами:

— Здравствуй, Александр. Вот ты какой… пришёл людям помочь?

— Здрасьте, — ответил мальчуган, пожимая предложенную руку. — Чем можем — поможем. А вы и сами должны понимать — зима на дворе, не до шуток.

Собравшиеся в зале затихли, никто не хотел пропустить ни слова из разговора. Новеев присел на корточки, спросил Саньку:

— Тебе ничего не говорит слово «Астра»?

Мальчуган подумал, шмыгнул носом и ответил:

— Это красивые большие цветы. У нас на клумбах растут. Мне они нравятся больше всех.

— А почему?

— Потому что они без колючек, большие и радостные! Ладно, я пойду, мамка ждёт.

Не дожидаясь дальнейших расспросов странного солдатика, Санька быстро развернулся и утёк. Осталась на коврике возле двери снежная кучка, облетевшая с ботинок. Вернувшись в зал, Зина спросила Новеева о причине расспросов. Он отмахнулся, сказал, что потом объяснит. Зине показалось это очень подозрительным, но, раз не хочет говорить, то ничего не поделать. Не приставать же с ножом к горлу Мастера из-за такого пустяка. Придёт время, сам расколется, обещал же.

— Похоже, и такси не приедет, — уныло произнесла Мария.

— Калитка не заперта? И почему собака не лаяла? — обеспокоенно спросил Бутан Зину.

— Возле забора намело так, что переступить можно, — ответила хозяйка дома, вглядываясь в окно. — А пёс ещё щенком привык к Саньке. Он ему и сосисек, и котлетки из дома таскал. Друзья — не разлей вода.

Вид из окна не понравился Зине. Снег присыпал стёкла, толком ничего не разглядеть.

— Я вас предупреждала, что встреча может затянуться до утра. Так и вышло. Пойдёмте машины переставлять. Андрей, помоги лопаты из сарая принести

 

Начало